НОВОСТИ УКРАИНСКОЙ ПСИХИАТРИИ
Более 1000 полнотекстовых научных публикаций
Клиническая психиатрияНаркологияПсихофармакотерапияПсихотерапияСексологияСудебная психиатрияДетская психиатрияМедицинская психология

Книги »  «Він любив Вас, люди!». Доля лікаря Казимира Дубровського: Нарис, спогади, документи, творчість »
Упорядник О. Іщук

ДИВЕРСИЯ

* Публикуется по изданию:
«Він любив Вас, люди!». Доля лікаря Казимира Дубровського: Нарис, спогади, документи, творчість / Упорядник О. Іщук. — Сарни, 2015. — 140 с.

Баку зовут «городом ветров». Этот город расположен далеко на юго-востоке. Он с полным основанием может называться не только «отцом яблок», но и «городом безветрия». Именно поэтому низкие ленивые тучи тяжело нависли над долиной, в которой раскинулся прекрасный город-сад. Мелкая осенняя роса вперемешку со снегом уже вторые сутки уныло сыплет на яблони и карагачи больничного сада.

Старший ординатор больницы Адам Рутковский отложил газету в сторону и, глядя в окно, за которым сгущались серо-голубые сумерки, глубоко задумался. Завтра тридцать пятая годовщина Октября. Канун этого праздника невольно заставил вспомнить прожитое. Тогда Рутковскому было всего лишь двадцать шесть лет. Он студент Петроградского императорского университета, Адам, опоясанный обоймами, с огромным морским кольтом в руке, участвовал в разгроме арсенала и знаменитой тюрьмы на Шпалерной и Окружного суда. Три ночи без сна. Аресты министров. Перестрелка с городовыми, засевшими с пулемётами на крышах. И вот уже прошло тридцать пять лет. Последние два десятилетия сложились особо нелепо. Арест, тюрьмы, лагери, ссылка…

Доктор снова взял отложенную газету с официальным уведомлением о раскрытии организации врачей-убийц. Вспомнил школьные учебники литературы, где утверждается, что Горького убили русские врачи. По ассоциации вспомнил свой недавний визит в школу, куда его вызвали в связи с заявлением дочери Наташи, которая со слезами на глазах, с очаровательной наивностью и верой в правоту своего героического поступка, заявила учителю литературы:

— Мой папа и моя мама — врачи. Они никого не убивают, они всем помогают. Это всё неправда, неправда. Я не хочу больше говорить неправду.

Рутковский снова перечитывает, пытаясь что-либо понять: «диверсионная деятельность группы врачей», буржуазно-националистическая организация «Джойнт», «Американская разведка». Сколько знакомых, преданных коммунизму людей, с которыми вместе работали, учились. Егоров, Вовси, Коган, Виноградов… Сколько ненужных страданий перенесено тогда. А сейчас приближается старость и вновь нарастает неуверенность в завтрашнем дне. Уже три года как Рутковский вновь завёл «несессер». Так, с юмором висельника, он называл сумку из-под противогаза, в которой находилась деревянная ложка, пластмассовая миска и такая же кружка. Эта сумка висит в головах его кровати.

***

В ординаторской главный врач и парторг, взволнованно переговариваясь, звенят стёклами, хлопают дверцами шкафов, отдают распоряжения. Это по специальному секретному приказу, для предупреждения диверсии. На случай массового отравления больных пломбируют яды и сильнодействующие лекарства.

По вполне понятным обстоятельствам старшего ординатора не допускают к этой работе, как не включают и в списки дежурных врачей в праздничные дни. Это и понятно. Рутковский вспоминал незабываемые, бредовые высказывания капитана Браиловского, начальника областного ГПУ, пытавшегося принудить Адама давать агентурные сведения:

— Будьте бдительны. Не доверяйте никому, кем бы для Вас ни являлся человек. Вы должны в каждом предполагать врага нашей политической системы и, тогда вдруг, внезапно на Вас глянет его второе лицо.

Уже значительно стемнело. Через полчаса кончается рабочий день. Доктор вышел из кабинета. В это время резко хлопнула дверь и в конце длинного коридора показалась Анна Васильевна, старшая сестра. Запыхавшаяся, она подбежала к Рутковскому и взволнованно проговорила:

— Доктор, разрешите доложить, — даже и сейчас она стояла перед доктором с подчёркнутой субординацией. Рутковский глядел на её встревоженную высокую, тонкую фигуру, бледное вытянутое лицо, и ему казалось, что она и сейчас, как это делала всегда, сдерживает ироническую злую улыбку высокомерного превосходства. Материально независимая, жена полковника, активный партиец, по мнению доктора, сейчас думает о том, что он сидел и был выслан, и что сегодня никто не нуждается ни в его опыте, ни в его знаниях.

— Доктор, сейчас мне удалось разоблачить диверсию. Старик там дымит. Скорей надо принять меры…

Рутковский, психологически подготовленный всей напряжённостью окружающих настроений, сразу ощутил надвигающуюся беду. Пожар в деревянной больнице, переполненной больными, накануне праздника — это катастрофа.

Вместе со старшей сестрой Рутковский выбежал в больничный сад к щиту больничного инвентаря, на котором в определённом порядке висели багры, кошки, шланги, вёдра. Щит сверху был накрыт маленькой двускатной покрышкой. Не добегая двух–трёх шагов до щита, Анна Васильевна схватила Адама за руку и указала на одно место, откуда вилась голубоватая струйка дыма.

— Она вот здесь. Я сейчас побегу вызвать пожарных и дам знать в органы.

Вокруг начали собираться прогуливавшиеся по саду больные. Особенно подозрительное любопытство к щиту проявлял один тощий старик. Доктор вспомнил, что и Анна Васильевна тоже что-то говорила о старике.

Дымок заметно усилился. Потянуло чем-то горелым, напоминающим запах запального бикфордова шнура. Это сразу вызвало представление о тлеющем, быть может, уже догорающем, запале гранаты или бомбы. Доктор почувствовал щемящий страх, и в то же самое время — противоречивое стремление остаться на высоте своего официального положения администратора. С бесстрашием труса, перед глазами уже значительной группы больных, он подбежал к щиту и схватил то из висевших красных вёдер, из которого шёл дым. Не рассуждая, он опрокинул ведро. Из него выпал предмет в форме огурца, из концов которого вился дымок.

— Бегите в сторону, — скомандовал Рутковский громким голосом, отбегая и сам. Подчиняясь повелительному приказу, все бросились в разные стороны. Только старик, виновато улыбаясь в бородку, нагнулся и взял дымящийся снаряд в руки.

— Петрович! Панков! Брось, беги. — Крикнуло несколько человек. Но старик с прежней улыбкой, ничего, по-видимому, не понимая, положил гранату в карман.

Рутковский сразу почувствовал, что невидимые тиски начали размыкаться, а в лёгкие свободно вошла струя свежего воздуха. Отдав распоряжение больным идти в палаты, он остался вдвоём со стариком.

— Панков, что это у тебя такое?

— Адам Маркович, да это, изволите видеть, маленькая хитрость. Старшая сестра, Анна Васильевна, значит, всё отбирает у меня трубку и не даёт курить. Абсцесс, говорит у тебя. Вот я и сделал из хлебного мякиша этот хитрый огурец. Она, Анна Васильевна, значит, видела его, огурец, значит, да не поняла, что к чему. Всё было хорошо, да вот сегодня обыск делали, так я пошёл в сад покурить, вижу, она куда-то спешит, я и спрятал механику в ведро. Да ведь вот какая из этого история приключилась.

В это время фары ярко осветили сад, а шофёр оперативной машины сигналом требовал открыть ворота. С другой стороны сада сирены возвестили о прибытии пожарных.

1956


© «Новости украинской психиатрии», 2017
Редакция сайта: editor@psychiatry.ua
ISSN 1990–5211